Лиричное, атмосферное произведение, отправляющее нас в Ниццу, в один из красивейших уголков Франции. Яркое солнце, синее небо, теплое нежное море, узкие улочки Старого города и Английский бульвар, усыпанные уютными кафе и ресторанчиками.
Чтобы дать вам полностью окунуться в это великолепие, мы предлагаем Вашему вниманию само эссе и тот самый холст...
Мартель
«Русски! Русски! Добрый вечер!» – на ломаном русском обращался к нам активно жестикулирующий француз. Пока нам была видна только его голова, но по мере того, как мы все выше и выше поднимались по ступеням на набережную, француз был виден все лучше. «Мартель! По-русски мое имя будет «Илья», значит, я Илья Мартель! Я сразу понял, что вы русские!». Мы начали судорожно вспоминать, не делали ли мы чего-нибудь характерного из печально известного образа «русский на отдыхе», но Мартель, увидев наше замешательство, начал махать руками: «Нет, нет! Я любить русский, я учить русский! Меня учит моя подруга из Санкт-Петербурга!». Мы не успевали за Мартелем, за его скоростью, стремлением рассказать о своей жизни. Страстная любовь к ней чувствовалась в каждом слове Ильи Мартеля. «А другая – продолжал Илья, – была из Самары, она говорила мне: «Илья! Я хочу подарки», а я отвечал ей: «Света, я не могу подарки, я маленький французский художник…». И тут мы увидели подтверждение его слов: прямо на асфальте, возле скамеек лежали картины Мартеля. И они были живыми. В каждой картине чувствовалась душа. Это были настоящие холсты, на которых маслом, широкими щедрыми мазками была изображена Ницца – вот высокий холм с водопадом, вот бесчисленные яхты, пришвартованные в заливе, вот цветники, разбитые вдоль набережной…. Я перевела взгляд на море. Солнце почти утонуло в нем, но самолеты, пролетающие здесь ровно каждые десять минут, все также взлетали и садились – как будто прямо в воду Лазурного побережья. «Может быть, – подумала я – именно возможность видеть истинную красоту каждый день и делает французов такими открытыми?»
Голос Мартеля вернул меня в реальность: «Сегодня последний день, приходится отдавать дешево. Завтра уже «не сезон». Никто не будет покупать мои картины. Придется только сидеть и молиться, чтобы как-нибудь прожить до следующего лета». И тут я поняла, что холст Ильи Мартеля мне жизненно необходим! Поколебавшись пару минут, я указала пальцем на картину, залитую лазурной краской: «Вот эта!». Взяв тугой свиток в руки, я ощутила приятное чувство, что не только помогла художнику пережить зиму на 20 евро легче, но и спасла саму себя – теперь в моей гостиной всегда будет собственное окно в Ниццу, которое стоит лишь приоткрыть, и оттуда ворвется в комнату терпкий и мужественный запах моря, помашет рукой смеющийся художник Илья Мартель, и покажутся стройные мачты яхт, ночующих в заливе.
Мартель еще много жестикулировал и искал компромисс между своим родным и русским языком, рассказывал нам о том, как воевал, как получил ранение, как начал писать свои живые картины. Он говорил о красоте русских женщин, о том, как он любит их, и о том, как любили его они. Илья Мартель говорил, и мне было радостно стоять и слушать его – счастливого, не держащего зла ни на что, даже на торопливых людей, иногда наступающих на его картины. Прощаясь с Ильей, я попросила его написать на холсте пару фраз для моей мамы. Что мог написать француз-до-мозга-костей, любящий жизнь, любящий ее страстно и безоговорочно? Илья Мартель взял карандаш и, ни минуты не медля, написал на обратной стороне холста всего два слова: «Avec amour».
Два дня спустя, по дороге в Париж, в своем электронном блокноте я записала ответ Мартелю. Жаль, что он вряд ли прочтет его. Думаю, «Послание в Ниццу» пришлось бы ему по нраву.
* * *
«Послание в Ниццу»
Мартель на холсте карандашом
Пишет: «avec amour».
Ветер с Лазурного берега в капюшон
Мне задувает мор-
Ское дыхание, шум его и закат –
Розовый, как пастель
Холста, который минуту назад
Подписывал мне Мартель.
Французы идут по набережной, спеша –
Чуть ли не по холстам!
А Мартель улыбается. Вот же душа!
Ницца. Вот же места!
Город стихает, садясь на мель...
Камни шуршат под волной...
Да будет спокоен, милый Мартель,
Берег Лазурный твой.
Инна Рязанова
