«А сколько дурачков убеждено, что в российской истории произошел великий „сдвиг“ к чему-то будто бы совершенно новому, доселе небывалому! Вся беда (и страшная), что никто даже малейшего подлинного понятия о „российской истории“ не имел...Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали,- всю эту мощь, сложность, богатство, счастье… » Иван Бунин.
Примерно в это же самое время, 94 года назад в России происходили события, которым было суждено коренным образом изменить не только политическое устройство нашей страны, но и ее историю в целом.Нам, ныне живущим иногда крайне полезно перелистывать уже вроде бы прожитые страницы нашей истории-в ней вы всегда найдете нужные параллели.Вот как это было: Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев направил командующим фронтами телеграммы с просьбой высказать мнение о необходимости отречения царя. К обеду 2 марта все они ответили положительно. Вечером 2 марта к царю приехали думские делегаты Гучков и Шульгин.Одна из газет 4 марта так передавала слова императора Гучкову и Шульгину: «Я всё это обдумал, — сказал он, — и решил отречься. Но отрекаюсь не в пользу своего сына, так как я должен уехать из России, раз я оставляю Верховную власть. Покинуть же в России сына, которого я очень люблю, оставить его на полную неизвестность я ни в коем случае не считаю возможным. Вот почему я решил передать престол моему брату, великому князю Михаилу Александровичу»
Во время встречи утром 3 марта с великим князем Михаилом Родзянко заявляет о том, что в случае принятия им престола немедленно разразится новое восстание, и следует передать рассмотрение вопроса о монархии Учредительному собранию. Его поддерживает Керенский, против выступает Милюков, заявивший, что «правительство одно без монарха… является утлой ладьей, которая может потонуть в океане народных волнений; стране при таких условиях может грозить потеря всякого сознания государственности». Выслушав представителей Думы, великий князь потребовал разговора с Родзянко наедине, и спросил, может ли Дума гарантировать его личную безопасность. Выслушав, что не может, великий князь Михаил подписал манифест об отказе от престола.3 марта уже бывший царь узнал об отказе великого князя Михаила Александровича от престола, записав в дневнике «Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четырехвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше». Он составляет второй вариант манифеста об отречении, опять в пользу сына. Генерал Деникин утверждал в своих воспоминаниях, что 3 марта в Могилёве Николай заявил генералу Алексееву:
— Я передумал. Прошу вас послать эту телеграмму в Петроград. На листке бумаги отчётливым почерком государь писал собственноручно о своём согласии на вступление на престол сына своего Алексея… Алексеев унёс телеграмму и… не послал. Было слишком поздно: стране и армии объявили уже два манифеста. Телеграмму эту Алексеев, «чтобы не смущать умы», никому не показывал, держал в своём бумажнике и передал мне в конце мая, оставляя верховное командование.
8 марта исполком Петросовета, когда стало известно о планах царя отъехать в Англию, постановил арестовать царя и его семью, конфисковать имущество и лишить гражданских прав. В Царское Село прибывает новый командующий Петроградским округом генерал Корнилов, арестовавший императрицу, и расставивший караулы, в том числе для защиты царя от взбунтовавшегося царскосельского гарнизона.
Перед отъездом Николая из Могилёва представитель Думы в Ставке заявляет ему, что он «должен считать себя как бы арестованным».
8 марта Николай записывает в своём дневнике: «Последний день в Могилёве. В 10 ч. подписал прощальный приказ по армиям. В 10½ ч. пошёл в дом дежурства, где простился с со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка — сердце у меня чуть не разорвалось! В 12 час. приехал к мам’а в вагон, позавтракал с ней и её свитой и остался сидеть с ней до 4½ час. Простился с ней, Сандро, Сергеем, Борисом и Алеком. Бедного Нилова не пустили со мною. В 4.45 уехал из Могилёва, трогательная толпа людей провожала. 4 члена Думы сопутствуют в моем поезде! Поехал на Оршу и Витебск. Погода морозная и ветреная. Тяжело, больно и тоскливо».
9 марта в 11-30 царь прибыл в Царское Село, как «полковник Романов».«Скверноподданые»Милюков: «Оставалось решить последний из больших вопросов образования новой власти: определить положение Царя. Что Николай II больше не будет царствовать, было настолько безспорно для самого широкого круга русской общественности, что о технических средствах для выполнения этого общего решения никто не думал. Никто, кроме одного человека: А. И. Гучкова. Из его показаний перед чрезвычайной комиссией видно, что он и сам не знал, как это совершится, так как не знал окончательной формы, в какой совершится ожидавшийся им переворот. Он не исключал и самых крайних форм устранения Царя, если бы переворот совершился в форме, напоминавшей ему XVIII столетие русской истории, — в форме убийства. [...] Он признал перед комиссией, что существовал у него и у его „друзей“ (которых он не хотел называть) „план захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить отречение, затем… одновременно арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собою новое правительство“. [...] Вечером 1 марта он „заявил, что, будучи убежден (уже издавна) в необходимости этого шага, он решил его предпринять во что бы то ни стало и, если ему не будут даны полномочия от думского комитета, готов сделать это за свой страх и риск“. [...] Правительство не возражало и присоединило к нему по его просьбе, в свидетели торжественного акта, В. В. Шульгина. Поручение комитета и правительства было дано путешественникам в форме, предусмотренной блоком. Царь должен был отречься в пользу сына и назначить регентом Великого Князя Михаила Александровича. Этим обезпечивалось известное преемство Династии».
27 февраля в городе вспыхнули пожары. Причем одним из первых загорелось здание Окружного суда. Министры во главе с явно не соответствовавшим занимаемой должности князем Голицыным окончательно растерялись, ряды желающих защищать правительство таяли буквально на глазах.Как заметил депутат Василий Шульгин, верноподданные превратились в скверноподданных. В итоге Николая II, накануне первой мировой войны пышно отметившего 300-летие Дома Романовых, предали почти все: министры, политики, генералитет, казаки. От монарха отшатнулись даже многие монархисты. Не встала на защиту царя и гвардия, что напомнило о дворцовых переворотах давно ушедшего ХVIII в.Правда, не блеснули организованностью и депутаты. “Дума, подобно большинству народа, настолько была захвачена врасплох быстрым ходом событий, что не знала, что делать”, — констатировал Бьюкенен. А ведь несколькими днями ранее народные избранники яростно и настырно критиковали правительство, добиваясь от Николая согласия на создание правительства, ответственного перед российским парламентом.События действительно вступали в новую стадию, и в казармах Волынского и других полков скоро узнали о том, что работа Госдумы прервана. Получив это известие, взбунтовавшиеся солдаты, вслед за бастовавшими рабочими, повалили к Таврическому дворцу. С этого момента в течение нескольких дней к Думе “на поклон” нескончаемым потоком шли и шли воинские части. Не желавшие идти на фронт солдаты восприняли Госдуму как центр новой власти и спешили засвидетельствовать свою лояльность новой власти. Впрочем, так вели себя не только солдаты. Многим запомнилось, что 1 марта во главе частей Гвардейского экипажа к Таврическому дворцу прибыл Великий князь Кирилл Владимирович, с красным бантом на шинели. Он также перешел на сторону революции. Небезынтересно, что после Октябрьской революции князь эмигрировал заграницу. 31 августа 1924 г. в германском Кобурге он провозгласил себя всероссийским императором. Пытаясь заручиться симпатиями и поддержкой офицеров-эмигрантов, стал издавать газету под названием “Вера и верность”...Разгул народной стихии вызвал оторопь в коридорах Таврического дворца. Шульгин красочно описал одно из депутатских заседаний: “За столом были Родзянко и старейшины. Кругом сидели и стояли, столпившись, стеснившись, остальные… Встревоженные, взволнованные, как-то душевно прижавшиеся друг к другу… Даже люди, много лет враждовавшие, почувствовали вдруг, что есть нечто, что всем одинаково опасно, грозно, отвратительно… Это нечто была улица… По улице, окруженная многотысячной толпой, шла смерть...”.«Революционная романтика»Прибывший в марте с фронта в революционный Петроград близкий к эсерам офицер Федор Степун (впоследствии философ и социолог) разочарованно констатировал: “Я думал, что увижу его (Петроград. — О.Н.) гневным, величественным, наполненным революционной романтикой. Ожидания мои не сбылись. Впечатление было сильное, но обратное ожидаемому. Петроград по внешнему виду и по внутреннему настроению являл собой законченную картину разнузданности, скуки и пошлости, не приливом исторического бытия дышал его непривычный облик, а явным отливом.Бесконечные красные флаги не веяли в воздухе стягами и знаменами революции, а пыльными красными тряпками уныло повисали вдоль скучных серых стен. Толпа серых солдат, явно чуждых величию свершившегося дела, в распоясанных гимнастерках и шинелях внакидку праздно шатались по грандиозным площадям и широким улицам города. Изредка куда-то с грохотом проносились тупорылые броневики и набитые солдатами и рабочими грузовики: ружья наперевес, трепанные вихры, шальные, злые глаза… Эта хмельная радость о том, что “наша взяла”, что гуляем и никому ни в чем отчета не даем”.То, что свержение династии Романовых не привело к торжеству демократии и всеобщему умиротворению, выяснилось очень быстро. На смену иллюзиям пришло разочарование и тревога за будущее. Жизнь подтвердила обоснованность таких опасений: став эпилогом истории российской монархии, малокровная Февральская революция одновременно оказалась прологом к братоубийственной гражданской войне. Что, в частности, подтверждает судьба вице-адмирала Непенина. Едва успев посоветовать Николаю отречься от престола, он был убит восставшими матросами.«Судьбы участников отречения»Михаил Васильевич Алексеев (1857 — 1918)В начале 1917 г. — начальник штаба Верховного главнокомандующего. После Февральской революции назначен Верховным главнокомандующим. В должности находился немногим более двух месяцев, уже в марте в телеграмме главкомам фронтов признав, что реальной силой не располагает. Впоследствии являлся одним из инициаторов создания “Союза офицеров армии и флота”, сыгравшего заметную роль в подготовке корниловского выступления в августе 1917 г. После Октябрьской революции бежал в Новочеркасск, где стал одним создателей Добровольческой армии. Скончался от болезни сердца 8 октября 1918 г.Алексей Алексеевич Брусилов (1873 — 1926)В начале 1917 г. — командующий Юго-Западным фронтом. С июня — Верховный главнокомандующий. Вскоре после провала июньского наступления смещен с должности. Жил в Москве. Единственный сын Брусилова Алексей перешел на сторону большевиков, командовал кавалерийским полком, в конце 1919 г. попал в плен к белым и был расстрелян. В мае 1920 г. во время наступления поляков Брусилов вступил в Красную Армию, возглавив Особое совещание по вопросам увеличения сил и средств для борьбы с наступлением польской контрреволюцией при главнокомандующем Вооруженными силами Республики. С июля 1922 г. — главный военный инспектор коннозаводства и коневодства. Скончался 17 марта 1926 г.Александр Иванович Гучков (1862 — 1936)В начале 1917 г. — член Государственного совета. Возглавлял Центральный военно-промышленный комитет. В качестве председателя Временного комитета Госдумы принимал отречение у Николая II. В марте — апреле 1917 г. был военным и морским министром Временного правительства. Участвовал в создании Добровольческой армии. В 1919 г. был отправлен Антоном Деникиным в Париж для переговоров с французским правительством. Остался в эмиграции. Умер в Париже 14 февраля 1936 г.Гео́ргий Евге́ньевич Львов(1861-1925)Русский общественный и политический деятель, князь, после Февральской революции был председателем Совета Министров Российский империи и Временного Правительства (фактически главой государства). Затем поселился в Тюмени, где жил до 1918 года. Позднее эмигрировал. Умер в Париже в 1925г.
Андриан Иванович Непенин (1871 — 1917)В начале 1917 г. — командующий Балтийским флотом. 4 марта 1917 г. убит взбунтовавшимися матросами в Гельсигфорсе.Михаил Владимирович Родзянко (1859 — 1924)В начале 1917 г. — председатель Государственной думы. После Октябрьской революции бежал на Дон, где находился при Добровольческой армии. Принимал участие в деятельности Красного креста. В 1920 г. эмигрировал в Югославию. Подвергался ожесточенной критике со стороны монархистов, которые считали его главным виновником крушения монархии. Участия в политической деятельности не принимал. Умер в Югославии в с. Беодра в один день с Лениным — 21 января 1924 г.Николай Николаевич Романов (1856 — 1929)Внук Николая I и дядя Николая II. В начале 1917 г. — командующий Кавказским фронтом. Перед отречением Николай II назначил его Верховным главнокомандующим. Однако уже через несколько дней был уволен Временным правительством в отставку. Жил в Крыму. В марте 1919 г. иммигрировал в Италию. В эмигрантской среде считался одним из претендентов на российский престол. Скончался 5 января 1929 г. во Франции в местечке Антиб.Николай Владимирович Рузский (1854 — 1918)В начале 1917 г. — командующий Северным фронтом. Расстрелян чекистами как заложник 31 октября 1918 г. в Пятигорске.Владимир Викторович Сахаров (1853 — 1920)В начале 1917 г. — командующий Румынским фронтом. После Февральской революции был отправлен Временным правительством в отставку. Расстрелян в Крыму.Василий Витальевич Шульгин (1878 — 1976)В начале 1917 г. — депутат Государственной думы. В качестве председателя Временного комитета Госдумы принимал отречение у Николая II. 3 марта 1917 г. участвовал в совещании, на котором великий князь Михаил Александрович отказался принять престол до решения Учредительного собрания. Во время Гражданской войны в Добровольческой армии редактировал газету “Великая Россия”. С конца 1918 г. в эмиграции. В 1945 г. был препровожден в Москву, осужден. Освобожден в 1956 г. Проживал во Владимирской области. Умер во Владимире 13 февраля 1976 г.Алексей Ермолаевич Эверт (1857 — 1917)В начале 1917 г. — командующий Западным фронтом. После Февральской революции был уволен Временным правительством в отставку. Убит солдатами в результате самосуда.«Из воспоминаний»Из воспоминаний Василия Шульгина, депутата IV Государственной думы“Но дело было, конечно, не в хлебе… Это была последняя капля… Дело было в том, что во всем этом огромном городе нельзя было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти… И даже не в этом… Дело было в том, что власть сама себе не сочувствовала...Не было, в сущности, ни одного министра, который верил бы в себя и в то, что он делает...Класс бывших властителей сходил на нет… Никто из них неспособен был стукнуть кулаком по столу… Куда ушло знаменитое столыпинское “не запугайте”?.. Последнее время министры совершенно перестали даже приходить в Думу… Только А.А.Риттих самоотверженно отстаивал свою “хлебную разверстку”. Но, придя в павильон министров после своей последней речи, он разрыдался”.Из дневника Николая II“2-го марта. Четверг.Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется соц[иал]-дем[ократическая] партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 21/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот[орыми] я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!”Из дневника Мориса Палеолога, посла Франции в России“Одно из самых характерных явлений революции, только что свергнувшей царизм, — это абсолютная пустота, мгновенно образовавшаяся вокруг находящихся в опасности царя и царицы. При первом же натиске народного восстания все гвардейские полки, в том числе великолепные лейб-казаки, изменили своей присяге в верности. Ни один из великих князей тоже не поднялся на защиту священных особ царя и царицы; один из них не дождался даже отречения императора, чтобы предоставить свое войско в распоряжение мятежного правительства. Наконец, за несколькими исключениями, тем более заслуживающими уважения, произошло всеобщее бегство придворных, всех этих высших офицеров и сановников, которые в ослепительный пышности церемоний и шествий выступали в качестве прирожденных стражей трона и присяжных защитников императорского величества. А между тем, долгом не только моральным, но военным, прямым долгом для многих из них было окружить царя и царицу в опасности, пожертвовать собой для их спасения или, по крайней мере, не покидать их в их великом несчастии”.Оставить комментарий к записи можно .
